Но тут Ого Пальма слышит шаги сестры, едва успевает спрятать футболиста в холодильник и мгновенно прячется.
Огреза открывает холодильник и видит потерявшего сознание футболиста. Она в отчаянии заламывает руки, ну, проливает там слезу, задумывается, а время-то бежит. Потом она отыскивает в телефонной книге мой адрес.
Дальше ей надо выйти. Зачем — не знаю, но нужно, и она уходит.
Ого Пальма вылезает из своего убежища, бросается, чтобы вынуть из холодильника Оралу Капустини, и видит, что тот холоднее охлажденного пива. Прячет мертвого футболиста под кровать и сматывает удочки.
История получается достаточно правдоподобная, хоть Огреза и уверяла, что брат не покидал места сборов. Ручаться-то она не может.
Но выйти она должна была, ну хотя бы для того, чтобы сделать перманент, иначе, черт побери, вся версия рушится.
Вот дьявольщина! Мне захотелось вылезти из машины и надавать пинков мозговым шарикам — неужто они что-нибудь поубедительнее не в состоянии придумать?
Нет, не станем уподобляться лейтенанту Траму!
Ну а если это был не Ого Пальма?
Огреза не пришла бы ко мне, не будь она уверена в невиновности брата. Холера их забери, ослов проклятых! Братец и сестричка не причастны к убийству. Готов голову прозакладывать, что это не они прикончили Капустини.
Надо поговорить с Огрезой, пока Трам не сделал из нее яичницу. Завожу мотор и включаю первую скорость.
Минуточку, друзья!
Если Трам в этот раз изжарит яичницу, так ею весь город можно будет накормить. Хватка у него бульдожья.
Он явно собрался схватить за уши Огрезу, Ого Пальму, а может, и весь «Буйни-клуб», и отправить их за решетку.
А завтра игра. Но какое дело Траму до игры, если кто-то совершил убийство?
Ну а газеты?
«Пенальти» ничем не рискует, если в экстренном выпуске сообщит, что центрального нападающего «Апатиа-клуб» укокошили в доме тренера «Буйни-клуб».
Трам не станет молчать, стремясь к своей цели, а главный редактор «Пенальти» знает, где находится Ого Пальма со всей командой. И он расколется, если Трам хорошенько его потрясет.
Представляете, что случится, когда болельщики «Апатиа-клуб» узнают, что их любимец был убит в доме тренера команды противника?
Наверно, эта новость уже вызвала столбняк у редакторов газет и радио. Надеюсь, они пробудут в столбняке еще некоторое время и не сразу напечатают на первых страницах сенсационные репортажи и пространные статьи.
Черт возьми, что-то надо предпринять раньше, чем Трам доберется до «Буйни-клуб»!
У меня пропало желание вернуть тридцать тысяч лир Огрезе.
Нажимаю на педаль акселератора и мчусь вперед.
Не проехал я и полкилометра, как увидел вывеску гаража.
Тут меня осенила одна идея.
Ворота открыты, и я въезжаю во двор, где стоят шесть фургонов для перевозки мебели.
Выпрыгиваю из машины и бегу к толстенному шоферу в красно-зеленой клетчатой рубашке с засученными рукавами. Ноги у него обтянуты штанами из черного бархата, а на голове — тесный синий берет, прижавший уши к черепу.
Толстяк только что вылез из здоровенного крытого грузовика для перевозки мебели. Грузовик, видно, недавно приехал — мотор еще не успел остыть.
Увидев меня, толстяк останавливается.
— Привет, — говорю. — Мне нужен срочно твой автофургон. Заплачу щедро, но учти, времени у меня в обрез. Садись за руль.
Толстяк смотрит на меня так, словно я пятый туз в покере.
— Мне очень жаль, — говорит, — но уже вечер, а в субботу у меня короткий день. Хотите мебель отвезти, придется подождать до понедельника.
— Не собираюсь я ждать до понедельника, — отвечаю. — Не заставляй меня даром терять время.
Толстяк (я сразу обозвал его Тонналярда) сунул руки в карманы штанов и покрепче уперся ногами в землю.
— Откуда ты такой взялся?.. Да я…
Не успел он докончить, как я поднес к его носу дуло пистолета величиной с печную трубу. Вижу, что это произвело впечатление.
На лбу у него проступили капли пота, он вынул из кармана одну руку и потер лицо.
— Давай, пошевеливайся, — говорю.
Он медленно пошел к фургону, и слышу — бормочет:
— Собачья жизнь! Завтра воскресенье, а я работать должен.
— Полезай в кабину, и без разговоров, если не хочешь получить полкило свинца в пузо.
Он лезет в кабину, а я устраиваюсь рядом. Тонналярда включает мотор, а сам не отрывает глаз от дула пистолета.
— Выезжай со двора и сворачивай вправо, — говорю. — Если тебя кто остановит и спросит, куда едешь, ответишь, что забыл погрузить ночной столик.
— Сейчас в гараже никого нет, — говорит он, — брат пошел за угол выпить пива.
— Вас что тут, всего двое? — спрашиваю.
— Мы — владельцы фирмы, — отвечает. — Шоферы уже закончили работу. Вы бы убрали эту штучку. А то у меня от нее голова кружится.
— Считай, что ее нет, — говорю. — Но веди себя так, словно у меня их на поясе висит пятьдесят штук. Знаешь, где Вилла-Варикоза?
Он кивает.
— Тогда едем.
— А работа долгая? — спрашивает. — Мне завтра надо быть в городе, хочу матч посмотреть.
— Обещаю, что завтра пойдешь на свой футбол. Но если мы вовремя не примчимся на Вилла-Варикоза, завтра матч вообще никто не увидит.
— Ну уж бросьте! — восклицает он.
— Ты за какую команду болеешь? — спрашиваю.
Он переводит опасливый взгляд на дуло пистолета и вздыхает.
— Э, если моя любимая команда вам не по душе, вы меня пристрелите.
— Не бойся, — говорю. — Я не болельщик. Для меня все команды равны.
— Раз так, скажу: я болею за «Буйни».
— Тогда, — говорю, — все в порядке.
Убираю пистолет.
— Пушка больше не нужна, — заявляю я. — Раз ты болеешь за «Буйни», наша работа тебе понравится.
Тонналярда успокаивается, и капли пота исчезают со лба.
— Мы едем за командой «Буйни-клуб», — объясняю. — И если не поторопимся, полиция упакует игроков вместе с тренером и отправит их всех в тюрягу.
Тонналярда так рванул вбок, что мы чуть в стену не врезались.
— Во холера! — воскликнул он. — Да вы шутите. Вы ведь все это придумали?
— Одного из игроков «Апатиа» нашли мертвым в доме тренера «Буйни-клуб».
Он затормозил, да так резко, что я стукнулся носом о ветровое стекло.
— Кого? — говорит. — Кого из игроков?
— Капустини, — отвечаю.
Тонналярда запрыгал на сиденье, и уши сразу вылезли из-под берета.
— Ура, порядок! — завопил он. — Мы выиграли, выиграли! Ну, Пальма, ну, молодчик! — Он схватил меня за плечи и давай трясти. — Без Капустини «Апатиа» проиграет. Дело в шляпе, это я вам говорю! — Он высовывается в окошко и орет: — Вива «Буйни-клуб»!
Пришлось мне схватить руль, чтобы как-то удержать взбесившийся фургон.
Другой рукой я вынимаю пистолет.
— Угомонись, — говорю, — а то голы нам забьет полиция.
Он сразу успокоился, взялся за руль, а я снова убрал пистолет.
Понемногу его багровое лицо приобретает прежний розовый цвет.
— Черт возьми, хозяин, — говорит, — вы мне приятную новость сообщили. Неужто Ого Пальма и вправду укокошил Капустини?
— Убил не он, но полиция его подозревает, — отвечаю.
Он нажимает на акселератор, и мы на бешеной скорости летим к Вилла-Варикоза.
Тонналярда снова засунул уши под берет и вернулся в нормальное состояние.
Я рассказал ему всю историю и объяснил, что нужно делать, если мы хотим, чтобы завтра команда вышла на поле.
— Она выйдет на поле, хозяин! — восклицает Тонна-лярда. — Клянусь, она выйдет на поле! Хоть бы мне пришлось прорыть туннель под трибунами. Клянусь вам, хозяин. А не исполню, буду всю жизнь этот проклятый суп есть. Да вдобавок пересоленный.
— А обычно ты что ешь?
— Сыр, анчоусы и бифштексы прямо с огня. Суп же ненавижу с детства, — ответил он.
Вилла-Варикоза находится в двадцати километрах от Пипакьо по дороге на Гран-Разо.
Ее построили лет пятнадцать назад как дом отдыха для больных, перенесших операцию мизинца. Лет десять в доме отдыха все шло как нельзя лучше, но однажды ночью грабители взломали дверь амбулатории, похитили термометр, и пришлось дом закрыть.
С тех пор владелец сдавал виллу для проведения конференций, банкетов, для балов, благотворительных вечеров, состязаний по полосканию горла и тому подобных вещей.
Расположена она на склоне холма, в лесистой местности.
Подъехать туда можно, свернув с главной дороги на боковую, длиной меньше километра. Место здесь уединенное. Кроме виллы, обнесенной трехметровой оградой, тут находится гостиница на один номер, в котором стоит полуторная кровать. На главной дороге есть бензоколонка, где попутно продают бритвенные лезвия, да ресторанчик с двумя столиками на веранде.